Василь Расевич: Галицкие русины могли стать частью и русской, и украинской, и польской нации
Василь Расевич очень необычный интеллектуал и историк для Галичины. Если тамошняя интеллигентская «тусовка» в основном пленена украинским национализмом, то он ему противостоит, причем активно, — пишет статьи и ведет блоги на популярном львовском интернет-ресурсе Zaxid.net, направленные против идеологических стереотипов «Свободы», против ксенофобии и антисемитизма, исторической неправды. Что интересно: автор при этом критик путинской России и политики украинской нынешней власти.
Василь Расевич — старший научный сотрудник Института украиноведения им. Крипякевича, специалист по истории Львова и Австро-Венгерской империи. Многие его научные работы публикуются в Европе. «Всесоюзную известность» он получил после своего прошлогоднего интервью российскому информационному агентству Regnum (www.regnum.ru/news/polit/ 1329328.html), в котором высказался на тему ОУН и УПА. В результате Расевичу «сильно влетело» от львовских националистических товарищей. Тем не менее сворачивать с избранного пути ученый не собирается и продолжает гнуть свою линию: европейские ценности несовместимы с националистическими. В своем интервью для «2000» Василь Расевич ответил на наши вопросы о галичанах и Галичине.
Фото Кирилла ЛАВРУСЕНКО
— Почему галичанам уделяется столько внимания в наших СМИ? Одни их клянут, другие, наоборот, ими восхищаются... Почему «галицкая тема» вызывает столько разговоров и споров?
— Причина проста. Посмотрим на нашу недавнюю историю и проследим, откуда исходили главные импульсы движения за независимость Украины в конце 80-х — начале 90-х гг., — конечно, из Западной Украины и неформальной столицы украинского национализма (или украинской идеи), которой был Львов. Поэтому в том, что время от времени взоры обращаются к западным украинцам, нет ничего странного. Другое дело — галичане.
Галичанин, если говорить о сегодняшнем дне, — это в значительной мере спекулятивное определение, потому что «настоящих» галичан трудно отыскать. И я бы назвал этим словом тех, кто выстраивает собственную идентичность на своей, исключительно галицкой традиции.
— Поясните, что имеете в виду, когда говорите, что «настоящих галичан» уже не осталось, и что это за «галицкая традиция»?
— Галицкой я называю традицию формирования украинской национальной идентичности в условиях Австрийского, а позже Австро-Венгерского государства. Это очень важный период в истории края. Практически весь XVIII в. как бы «выпадает» для галичан из истории. На момент раздела Речи Посполитой и перехода к Австрии в 1772 г. это довольно однородная масса людей, состоящая в основном из крестьян и священников, потому что к тому времени они потеряли свою шляхту и аристократию. Именно эта общность послужила в дальнейшем основой для формирования украинской идентичности в Галичине.
— А шляхта окатоличилась и ополячилась?
— Да, конечно. В итоге остался достаточно однородный слой. Австрийцы, получив новые земли после раздела Польши, приступили к наведению в них порядка. При обустройстве этой территории им надо было на кого-то опереться. Для новой вертикали власти они привезли в Галицию бюрократов из Моравии и Богемии — из тех славянских территорий, которые были в составе Австрии. Эти специалисты, будучи немецкоязычными в быту, знали славянские языки. Вот эти люди и приехали строить, если так можно выразиться, новую австрийскую землю, которая называлась Галиция и Лодомерия.
Австрийская власть с недоверием относилась к полякам, поэтому на всех ответственных постах пыталась заменить их своей проверенной гвардией. Но, как потом оказалось, польское движение в Галиции оставалось настолько сильным, что для того, чтобы не допустить сплочения польского элемента и уменьшить давление на Вену, надо было им кого-то противопоставить. Вот здесь и пригодились русины.
С другой стороны, это было очень благоприятное время для русинов, потому что все государство было охвачено знаменитыми реформами, которые проводил император Иосиф II. Своими преобразованиями он «разворотил» всю страну, от чего наибольшую выгоду получили русины Галиции.
Во-первых, их церковь получила официальный статус, закрепленный юридически. Во-вторых, было установлено, что священником может стать только человек с университетским образованием. В-третьих, священник начал получать государственную зарплату, перестал зависеть от местного помещика. Вот таким образом среди русинского населения стала зарождаться более широкая социальная структура.
Поскольку грекокатолическая церковь, несмотря на унию с Римом, являлась восточной церковью, ее священникам разрешили жениться и заводить семью. Дети священников получали светское образование и становились адвокатами, учителями, журналистами. Таким образом, грекокатолическое духовенство родило в прямом понимании этого слова будущую светскую элиту украинской Галичины.
— Как повлияла на Галичину революция 1848 г.?
— Начиная с нее (хотя в той или иной степени это проявлялось и раньше) более четко обозначились разные ориентации в выборе пути, по которому должна была развиваться нация.
Таких ориентаций по состоянию на 1848 г. было четыре.
Первая — русофильская, которая позже в значительной мере трансформировалась в москвофильскую.
Вторая — украинофильская; хотя тогда это направление называлось движением за «свободную Русь», где под Русью понималась Украина. Она могла реализоваться только в тесной синергии с аналогичным движением в Надднепрянской Украине.
Третья — польско-русинская, представители которой надеялись достичь независимой Руси посредством федеративного слияния с Польшей.
И четвертая — австро-русинская. Это направление рассматривало перспективу развития своего народа исключительно в составе государства Габсбургов. И, наверное, если бы это направление, а не украинофильское стало превалирующим в русинской среде Галичины, то сегодня мы имели бы дело с отдельным русинским народом. Тогда, возможно, были бы основания говорить о галичанах как об искусственном «австрийском проекте».
Немного о русофилах. Они считали, что не надо создавать ничего нового, потому что они и так часть большого русского народа. Они, конечно, понимали свои особенности и то, что отличаются от русских людей, — просто боялись, что не хватит сил создать свою отдельную культуру, собственную нацию. Русофилы считали, что нужно воспользоваться уже существующей высокой русской культурой, а не начинать с нуля. Им казалось, что можно просто взять и принять, как свои родные, достижения русской культуры и на их базе развивать свою локальную литературу.
Русофильские настроения были заметны в Галичине и до 1848-го, но этот год стал поворотным — впервые выпала возможность непосредственно познакомиться с русскими. Это произошло, когда царские войска двигались в направлении Будапешта, чтобы придушить Венгерскую революцию. Вот тогда в массовом сознании галичан и появляется фактор России — большой сильной державы, которой правит православный царь. Взоры части галицких русинов обращаются к Петербургу. С этого момента русофильское движение развивается исключительно по восходящей и на определенных этапах даже доминирует в среде галицких русинов.
Конечно, это движение не было монолитным. Взгляды разных групп иногда расходились по вопросам трактовки исторической традиции, глубины слияния в единую нацию (велико- и малорусский проекты). Но самое интересное — что среди русофилов практически до 1878 г. не возникало конфликта лояльности. Они спокойно соединяли в себе, казалось бы, различные элементы идентичности — считали себя культурно ориентированными на Россию и в то же время верными грекокатоликами, а при всем том еще и верными подданными Габсбургов.
Лояльность к правящей династии была вызвана политикой, проводимой Австрийским государством. Жизнь в стране, где неукоснительно соблюдались законы, главенствовали порядок и дисциплина, разительно отличалась от той анархии, которая царила в Речи Посполитой. И в народе после всех тех мытарств и истязаний, которые он претерпевал в польском государстве, появился миф «про доброго цісаря» — длительное время все хорошее, что для русинов исходило от Австро-Венгрии, воспринималось ими как добродетель Габсбургов.
Я немного забегаю вперед, просто хотел бы проследить эту линию до конца. Несмотря на откровенные симпатии к России галицких русинов, в том числе и политические, и даже на финансовую поддержку этого движения империей Романовых, практически до 1878 г. эта линия безоговорочно принималась австрийским правительством.
Однако новый международный расклад, в который попала Австро-Венгрия, если так можно выразиться, исключил для ее граждан возможность придерживаться «двойственной лояльности». Больше нельзя было оставаться хорошим гражданином Австро-Венгрии, сохраняя даже культурную ориентацию на Россию.
— Кроме русофильской, вы упоминали и другие ориентации галицких русинов...
— Украинское, или, точнее, украинофильское движение изначально не использовало этноним «украинский», но со временем именно оно превратилось в украинофильство.
Иногда в интернет-дискуссиях под моими статьями о галичанах попадаются критические комментарии: мол, как можно говорить об украинофильстве среди украинцев? Это непростой вопрос, потому что если изначально рассматривать галицких русинов как сформировавшихся украинцев, то непонятными остаются многие моменты их истории. Дело в том, что галицкие русины не чувствовали себя украинцами фактически до 1848 г.
У всех перечисленных мной национальных ориентаций были практически одинаковые шансы. Многое зависело от внутренней и внешней конъюнктуры, и каждая из ориентационных линий могла развиться в сторону то ли русской идентичности, то ли украинской (что в результате и произошло). С таким же успехом русины могли стать частью польской нации или построить свой отдельный австро-русинский проект. Повторюсь, у всех были почти одинаковые шансы. Впоследствии в связи с неблагоприятной конъюнктурой, которая сложилась в результате Русско-турецкой войны 1877—1978 гг., русофильское движение в Галиции начинает меркнуть.
Кстати, было бы неправильно не упомянуть о массовости и организационной структурированности этого движения. Галицкие русофилы имели очень разветвленную сеть Общества им. Михаила Качковского. Было время, когда обществу уступала даже украинофильская «Просвіта». У него имелись свои библиотеки, клубы, стипендии для обучающихся. Они были активны и деятельны.
Украинофильская ориентация с 70-х гг. XIX в. развивалась исключительно по восходящей. Как уже говорилось, Австро-Венгрия перестала смотреть на Россию нейтральным взглядом: две империи становятся ярыми противниками. Поскольку украинофильство предусматривало единение с представителями своей нации в Российском государстве, где как раз набирали силу гонения на украинское движение, то империя Габсбургов не могла упустить момента, который сулил значительно ослабить государство Романовых изнутри. С этого времени украинское движение в Австро-Венгрии получает всяческую поддержку государства. Преследуемые российскими властями украинцы тоже тяготеют к конституционной монархии, превращая Галичину в своего рода экспериментальную лабораторию для выработки универсальной платформы всего украинского движения. Богатые «земляки» из России финансово поддерживают украинофильские организации в Галиции, финансируя «Просвіту», выпуск газет, Научное общество им. Т.Шевченко. Таким образом, эта ориентация становится доминирующей в крае.
Польская же ориентация была на этом фоне самой слабой и к тому же нестабильной, потому что польское большинство и на уровне сейма поддерживало то русофилов, то украинофилов. Мне кажется, что причину упадка этой ориентации создали сами поляки, которые приветствовали присоединение русинов к их движению, но только не в качестве отдельного, а тем более равноправного движения.
Несколько слов об одном из самых интересных и малоисследованных ориентационных проектов — австро-русинском. Построение этой идентичности предполагало формирование у австрийских русинов общеимперского сознания. Но проект изначально был обречен на неудачу, поскольку империю Габсбургов населяли многие народы, стремившиеся к собственной государственной независимости. Общеимперское сознание превалировало над национальным у очень малого числа граждан. Таким образом, этот и так немногочисленный лагерь становится своего рода резервом для двух других, более сильных и успешных.
Русофильское движение тоже постепенно приходит в упадок и разделяется на две части: старорусинские консерваторы и дальше пробуют соединять свой грекокатолицизм и лояльность к Габсбургам с идеей «княжеской Руси», а радикалы во главе с Владимиром Дудикевичем открыто провозглашают себя частью русского народа, считая себя русскими не только в культурном, но и в политическом плане.
В то же время украинофилы не пытались доводить свою историческую традицию до времен княжеской Руси, но старались всячески акцентировать внимание на казацких войнах.
— Почему?
— Потому что княжеский период с его династическим принципом правления больше подходил для построения имперской идентичности, но не совсем — для народолюбивого проекта.
— А вот поясните, пожалуйста, такую не понятную мне вещь про казацкую идентичность: ведь галицкие русины были грекокатоликами, а казаки — православными...
— Знаете, при формировании нации не только память играет огромную роль, но и способность забывать. Это, конечно, не мое открытие, а француза Эрнеста Ренана, это его слова.
И вот тут мы подходим к выяснению роли произведений Тараса Шевченко в формировании украинофильского направления в Галичине. Импортировав в Австрию «Кобзарь», социальная тематика которого оказалась очень близкой русинскому крестьянству, лидеры украинского движения, наверное, даже не представляли себе его мобилизационную силу. Описываемые страдания, угнетения и т. д. были очень понятны местным крестьянам. Они это восприняли как свое, родное. Но некоторые стихи Шевченко не находили отклика у галицких крестьян. Сейчас я пишу об этом большую статью.
— И какие же?
— Например, «Катерина». Сюжет русинам был чужд: «москалі», «покритки» — всего этого в здешних краях не было. Угнетения от панов — поляков измывавшихся над крестьянами, — это да, такое было близко. Социальная составляющая как бы вытеснила религиозные особенности творчества Шевченко.
— А богоборческие мотивы галичан не отталкивали?
— Отнюдь. Это было не столь важно для крестьян. Они восприняли творчество поэта во всей его сложности, и их социальная, крестьянская идентичность оказалась выше религиозных моментов. Возможно, определенные места воспринимались как метафора, не имеющая ничего общего с реальной жизнью.
— Странно, в «Гайдамаках» Гонта убивает своих детей в Умани, потому что они были грекокатоликами, униатами...
— Римокатоликами. Жена Гонты была римокатоличкой и крестила своих детей в римокатолическую веру. А вот угнетатели галицких крестьян — это поляки, вот почему эти мотивы у Шевченко воспринимались как нечто родное и близкое. С другой стороны, в коллективной исторической памяти сюжеты об убийстве казаками униатских священников, семинаристов и верующих просто отсутствовали.
Интересно, что творчество Шевченко было одинаково близко для крестьян и украинофилов, и русофилов.
— Правильно ли я понимаю, что с русофильством в Галиции было покончено с началом Первой мировой, когда австро-венгерские власти вешали и отправляли москвофилов в концлагеря Терезин и Талергоф?
— Не совсем так. Фактом является то, что москвофильское, или русофильское, движение получило сокрушительный удар в начале войны. Действительно, в Штирии был создан концлагерь, один из первых в Европе, специально для русофилов как неблагонадежных граждан Австро-Венгерской империи. Если не ошибаюсь, было интернировано до 5 тыс. чел. Были случаи, когда и вешали, и убивали при отступлении австрийских войск.
Но здесь очень много непонятного — в большинстве случаев были виноваты венгерские солдаты и офицеры, которые не любили русских из-за их участия в подавлении Венгерской революции в 1848 г. Они не знали славянских языков и если на вопрос по-немецки: «Кто ты?» слышали: «Я русин», то понимали это как «Я русский». Венгры считали таких людей лазутчиками или просто врагами. Этих несчастных по недоразумению и казнили. Кстати, многие из интернированных не были русофилами, а некоторые даже принадлежали к украинофильскому лагерю. Это во-первых.
Во-вторых, я не совсем согласен с вашим тезисом, что русофильское движение зачахло под ударами австрийских военных властей, хотя этот взгляд и довольно распространен. Во многих случаях люди придерживались русофильских взглядов потому, что никогда раньше не имели прямых контактов с Россией. Они не знали, что это за страна, и она была для них сказкой, где царила справедливость, все были равны, все было хорошо... Такой был позитивный миф.
Несколько лет тому назад в архиве Синода Русской православной церкви в Петербурге я изучал документы о деятельности галицких москвофилов. Интересно было читать, как один галичанин писал в Петербург: мол, он знает, что Россия — прекрасная страна, там все справедливо, он просто мечтал, что когда-то попадет в эту прекрасную Россию. Но в другом письме (в 1915 г., как русофил, он должен был уйти с отступавшими российскими войсками) этот человек пишет, что все не так, как он себе представлял: «Здесь люди тоже злобные и злые, у меня ничего нет, через неделю, наверное, начнутся морозы, а у меня нет, чем согреться». И заканчивает словами: «Придется погибати».
Так и вышло, что люди, которые нафантазировали себе одно и жили с этими фантазиями и мифами, когда столкнулись с реальной жизнью, с русской армией, русскими порядками, с коррупцией, были вынуждены пересмотреть свои взгляды.
— Правда ли, что писатель Ярослав Галан и униатский священник Гавриил Костельник, участник знаменитого собора, упразднившего Украинскую грекокатолическую церковь в 1946 г., происходят из семей галицких москвофилов?
— Костельник — из бачванских русинов, в прошлом они проживали на территории бывшей Югославии, сейчас это территория Воеводины в Сербии. Там есть такой русинский городок Керестур, Баня-Лука. Он грекокатолик из Воеводины, переселился в Галицию, но он не галицийский продукт.
— А Галан?
— Это другое дело. Но знаете, мне смешно читать или слышать, что все галичане всю жизнь, сознательную или несознательную, были националистами или убежденными украинцами (смеется). В работе еще одна моя статья о том, что огромную роль в модернизации галицкого общества сыграл социализм.
— В каком смысле?
— Это был социализм в версии Михаила Драгоманова — крестьянский социализм, сильно отличавшийся от того марксизма и социализма, который развивался в Австрии, в том числе и в Галиции, и который исповедовала Украинская социал-демократическая партия. (Она действовала в крае с 1899 г. — образовалась в результате распада Русько-украинской радикальной партии. Помимо УСДП, в создании которой принимал участие Иван Франко, образовалось еще две партии: одна так и называлась — Радикальная, другая — Украинская национал-демократическая (УНДП), в ней объединились народовцы* и национальное крыло Русько-украинской радикальной партии). Этот марксизм отличался тем, что был более интернациональным. В УНДП появился симбиоз раннего, безобидного национализма в версии народовцев и национал-марксистов, что вошло в историю идей как австромарксизм.
_________________________________*Народовцы — общественно-политическое течение в среде молодой западноукраинской интеллигенции либерального направления, возникло в 60-х гг. ХІХ ст. Они проводили культурно-просветительную работу, организовали Общество им. Шевченко во Львове, «Просвіту», «Руську бесіду» и т. д.
— Австромарксизм — это ж знаменитый «ревизионист и оппортунист Бернштейн» с его знаменитым «движение — все, конечная цель — ничто».
— Да-да-да. Действительно, социал-демократия Австро-Венгрии имела национальность. Это были национальные партии. Так вот, социализм играл огромную модернизирующую роль в истории галицких украинцев.
— Хотел бы коснуться темы грекокатолической церкви. В Закарпатье тамошние русины-православные (причем Московского патриархата) и грекокатолики мирно уживаются. Мало того, я знаю, что многие подкарпатские русины, уезжая в Америку, переходили в православие. Почему так?
— В том, что вы, Александр, сказали, есть много противоречивых моментов. В Австро-Венгрии менять принадлежность к конфессии было запрещено. Разрешалось выбирать конфессию, если женились муж-католик и жена грекокатоличка, а также записывать в нее детей. Например, мальчиков могли записать католиками, а девочек грекокатоличками. Конфессиональность была важна — когда после Второй мировой войны поляков депортировали из Западной Украины в Польшу, а украинцев из Польши на Западную Украину, могли часть семьи, которая исповедовала католицизм, депортировать как поляков, а сестер-грекокатоличек оставить в СССР как украинцев.
Были случаи перехода в православие, сезонная эмиграция русинов в Канаду и Штаты давала такую возможность. Когда они оказывались на территории другого государства, то могли поменять конфессию, что довольно часто и делали под влиянием русской православной пропаганды в Америке. И когда они возвращались к семьям в Австро-Венгрию, то могли записывать себя православными, потому что православными были, например, буковинцы. Тогда между православным населением Буковины и грекокатолическим населением Галиции не было никаких конфликтов вообще. У этих православных была юрисдикция совсем другой церкви, а не Русской православной.
— Я заметил такую вещь: галичане не любят волынян, волыняне отвечают им взаимностью, закарпатцы не любят галичан, те, в свою очередь, закарпатцев. Почему западноукраинские субэтносы так тяжело друг с другом уживаются?
— Я бы не называл их субэтносами. Да, у них довольно разная история, но они уже не имеют к этой истории никакого отношения. Те волыняне или галичане, которых вы встречаете в Киеве, ничего общего с субэтносами не имеют.
Хочу высказать не совсем научный тезис: на галичанах, волынянах, закарпатцах и буковинцах очень сильно отразился советский период.
— Что вы имеете в виду?
— У них во многом советское сознание. У большинства — что у одних, что у других, что у третьих. Конечно, есть свои региональные особенности, они проявляются в бытовых ситуациях. Но на самом деле даже националисты из Западной Украины имеют чисто большевистское сознание.
— А в чем оно заключается?
— В нетерпимости к другим взглядам, мыслям и мировоззрению. Я считаю, это чисто советский подход.
— Говоря о советском периоде, жители Западной Украины акцентируют на негативных моментах пребывания в СССР. Это понятно, такие были: война, репрессии, выселения, коллективизация. А что было положительного и замечательного? Ну, там, образование на украинском...
— Я понимаю ваш вопрос и чувствую в нем нотки, которые присутствуют в речах и националистов-галичан, и русских националистов, и советских граждан.
Да, советский период маркируется в сознании некоторых галичан как полный мрак, как то, в чем ничего позитивного не было. Это можно понять, потому что в людях, чтобы расшатать систему и ее демонтировать, надо было посеять полное недоверие к ней и ко всем ее институтам. Поэтому вся пропаганда начиная со второй половины 80-х и до середины 90-х гг. не могла не оставить следов после себя. Оставила. И с этого начинаются наши современные проблемы. Потому что советский период или, как говорят, советская оккупация (это очень сложный термин) стала здесь, на Западной Украине, ассоциироваться с русской оккупацией.
Здесь накладываются одна на другую целые исторические эпохи: и Первая мировая война, где все были в восторге от Украинских сечевых стрельцов, которые воевали в составе австрийской армии, и Вторая мировая. Тут происходит слияние всех этих нарративов**. Но если они, как утверждают, хотели избавиться от большевистской оккупации или полностью разрушить коммунистическую систему, которая тут была, то они должны были работать против коммунистической системы, но пошли, к сожалению, другим путем. Они ко всему стали приписывать национальность. Для них советская власть стала ассоциироваться с русской нацией, русским движением. Считаю, что это убийственно для многонационального государства.
_______________________________**Нарратив (англ. и фр. narrative — рассказ, повествование) — исторически и культурно обоснованная интерпретация некоторого аспекта мира с определенной позиции.
С другой стороны, вы задали вопрос о культуре и образовании. Мол, сюда ее принесли. Мы должны помнить одно: никто бы не остался на том уровне, на котором находился до Второй мировой войны. Все народы развивались, появлялись новые демократии, новые веяния. Если бы Красная армия, освободив Европу, вернулась в СССР, оставив ей право обустраивать свою жизнь так, как она сама считает нужным, это было бы освобождение. А так — победа над фашизмом — да, а освобождение — нет.
С Западной Украиной этого нельзя было проделать, потому что рушилась бы вся советская система. Но если немного пофантазировать и представить, что СССР отказался бы от этих территорий, то, конечно, под давлением с двух сторон, возможно, сформировалось бы более-менее демократичное государство. Возможно, в этом государстве не было бы таких высококлассных физиков и математиков — потому что советская власть действительно позаботилась о том, чтобы во Львове развивались высокоинтеллектуальные производства ну и, конечно, чтобы кадры взращивались на месте... Но это из сферы фантазий.
В общем, вопрос непростой, и к нему нельзя подходить односложно, вроде: вы были забитые, а мы принесли вам образование и культуру. Это не просто сильное упрощение — это риторика соседских разборок.
— Это понятно, но я имел в виду несколько другое. Не уверен, что Галичина и Волынь, оставшись во второй Речи Посполитой после Второй мировой войны, могли бы получить от Варшавы признание, что это украинские территории, и вряд ли бы тут массово появилось образование на украинском языке.
— Я против того, чтобы рассматривать все статично, надо всегда коррелировать на потенциал, заложенный в том или ином движении.
Украинизация, которую принесла советская власть на западные земли, была вынужденной с точки зрения советской власти. Цель была другая — советизация. А то, что советская власть использовала для этого украинское население, чтобы прикрыть свою агрессию против Польши, — это факт. Поэтому когда «совіти» пришли сюда, были украинизированы и школы, и университеты, и, действительно, населению были даны некоторые преференции. И люди сначала с энтузиазмом воспринимали приход сюда советской власти и первые шаги украинизации. Но начавшиеся репрессии против того, что называется украинским, дали козыри в руки совсем другого движения. Инициатива перешла к Организации украинских националистов.
— В межвоенный период, в 20—30 гг. ХХ в., галицкие русины — в массовом порядке, а не только интеллектуалы — отождествляли себя с украинцами?
— В этот период, безусловно, да. Потому что к тому моменту у них был общий опыт борьбы за украинское государство. Кстати, украинское движение в Галиции финансировалось в значительной мере восточными собратьями. Просто на Надднепрянщине не разрешали развивать украинский проект, там это преследовали. Поэтому писатели, ученые, деятели культуры из той части страны решили сделать в Галиции своего рода лабораторию для разработки и выработки национальной платформы для всей Украины. Украинофильские политики потом писали: рассчитывали, что здесь будут выработаны идеи для всей Украины, но, к сожалению, этого не произошло, потому что особенности нивелируют замысел.
— Для юго-востока Галичина стала этаким жупелом...
— Это ее такой сделали. Мы — один народ, граждане одного государства, но исторически сложилось, что у нас разные традиции. Они зачастую не просто разные, но антагонистские. Они разводят нас на разные полюсы. Поэтому я считаю, что люди, действительно пекущиеся о создании современной украинской нации в рамках современного государства Украина, должны меньше внимания уделять историческим вопросам и значительно больше — вопросам практическим. Историческая идентичность, конечно, важна для формирования национальной идентичности, но она не должна становиться единственным критерием, по которому образуется эта идентичность, потому что в нашем варианте это смерти подобно.
— Когда я начал эту тему, просто хотел сказать, что луганчанам или запорожцам не придет в голову ехать во Львов протестовать против установления памятника Бандере...
— Это уже в прошлом даже для галицких культуртрегеров. Здесь важны контакты и культурный обмен между регионами. Разные регионы страны друг о друге практически ничего не знают. Они оперируют исключительно стереотипами, которые для них приготовила пропаганда.
— Каковы последствия для восприятия Галичины в Украине, если там и дальше будет побеждать «Свобода»?
— Я не был бы таким оптимистом или пессимистом в отношении перспектив «Свободы» или других националистических партий. Их успех довольно ситуативен. Если бы представители «Свободы» до следующих парламентских выборов ничего не делали и просто законсервировали ситуацию, возможно, они и стали бы парламентской партией. Но здесь, в Галичине, после того как их избрали, они должны показать, на что способны. Если опять вместо дела будет говорильня вокруг разных лозунгов, националистических и реваншистских, население быстро разочаруется. Тогда будем говорить о «Свободе» как о чем-то, что быстро вспыхнуло и погасло.
Но, с другой стороны, рейтинг «Свободы», наверное, будет искусственно поддерживаться, потому что Партии регионов очень выгодно иметь противника, который может проявить себя только локально (в лучшем случае в трех галицких областях). К тому же голосование за «Свободу» будет уменьшать возможность влияния Галиции на общеукраинские процессы, потому что лозунги «Свободы» неприемлемы не только для юго-востока, но и для Центральной Украины. Думаю, Партия регионов сделает все, чтобы «Свобода» была самой популярной партией в Западной Украине, потому что это обеспечит «Регионам» победу на следующих выборах. В такой раскладке — Виктор Янукович vs Олег Тягнибок — страна проголосует за первого.
Александр ЧЕ
Данная статья вышла в выпуске №16 (555) 22 - 28 апреля 2011 г. · Еженедельник 2000
tukaka