Марина и Сергей Дяченко Вита ностра.doc

(2092 KB) Pobierz
Марина и Сергей Дяченко Vita Nostra

Марина и Сергей Дяченко Vita Nostra

Часть первая

…Цены, цены, это просто ужас! В конце концов мама сняла комнатушку в пятиэтажном доме, минутах в двадцати от моря, окнами на запад. В другой такой же комнатушке (квартира-то двухкомнатная!) жили парень с девушкой. Кухня, ванная, туалет — все, получается, общее.

 Они ведь целыми днями на пляже, — успокоила хозяйка. — Много молодым надо? Море, вон оно, из окна почти что видно. Рай.

Хозяйка ушла, оставив два ключа: от входной двери и от комнаты. Сашка нашла на дне чемодана прошлогодний, чуть полинявший купальник и торопливо переоделась в ванной, где сохли на батарее чужие трусики. Ее охватил праздничный счастливый зуд: еще немножко, и в море. Волны, соль на губах, глубокая вода цвета хаки — все забылось за долгую зиму. Пальцы в прозрачной волне цветом похожи на белую черешню. Плывешь в горизонт, чувствуешь, как море омывает живот и спину, потом ныряешь и видишь камни на дне, водоросли и зеленоватую пеструю рыбешку…

 Может, сначала поедим? — спросила мама.

Она очень устала. Дорога в душном плацкартном вагоне, беготня по квартирам и бесконечные споры с хозяйками — работа не из легких.

 Ма, мы ведь на море приехали…

Мама прилегла на диван, подложив под голову стопку свежего постельного белья.

 Хочешь, за пирожками сбегаю? — покладисто предложила Сашка.

 Что мы тут, пирожками питаться будем? Есть же кухня…

 Ну ма! Хотя бы окунуться…

 Иди, — мама закрыла глаза. — Заодно купи яиц и кефира на обратном пути. Да, еще хлеба и сливочного масла.

Сашка натянула поверх купальника сарафан, сунула ноги в босоножки и, прихватив с собой хозяйкино полотенце, выскочила во двор, на солнышко.

Во дворе цвели деревья, названия которых Сашка не знала и звала про себя «павлиновыми». За цепочкой неровно подстриженных кустов начиналась улица, ведущая к морю. «Улица, Ведущая к Морю» — так Сашка и решила ее про себя называть. Таблички с подлинным названием улицы, простым и невзрачным, ничего не значили. Бывает ведь, что прекрасным вещам дают дурацкие названия — и наоборот…

Помахивая сумкой, она пошла — побежала — вниз.

Люди шли густой толпой, кто с надувным матрасом, кто с большим зонтиком, кто с одной только пляжной сумкой. Дети, как водится, обливались талым мороженым, и матери, бранясь, затирали пятна скомканными носовыми платками. Солнце давно перевалило зенит и теперь висело над далекими горами, будто выбирая место для посадки. Сашка, улыбаясь во весь рот, шла к морю, чувствуя горячий асфальт даже сквозь подошвы босоножек.

Они выбрались.

Несмотря на безденежье, несмотря на мамины проблемы на работе. Не смотря ни на что, они приехали на море, и через пятнадцать минут… десять… Сашка нырнет.

Улица повернула. Тротуар почти полностью прегражден был щитами мелкой туристической конторы — вот Ласточкино Гнездо, Массандра, Никитский ботанический, Алупкинский дворец… Звенели и гудели игровые автоматы. Железная тумбочка механическим голосом предлагала предсказать судьбу по линиям руки. Сашка поднялась на цыпочки — и наконец-то увидела море.

Едва удержалась, чтобы не кинуться галопом. Рысцой двинулась вниз по склону, становившемуся все более крутым, туда, где прибой, туда, откуда доносился счастливый детский визг и музыка приморских кафе. Сейчас…

Ближайший пляж оказался платным. Не очень даже расстроившись, Сашка сделала крюк вокруг забора, спрыгнула с невысокой бетонной балюстрадки, и под ногами у нее захрустела галька. Выискав свободное местечко на камнях, сбросила на сумку полотенце, сарафан, рядом оставила босоножки и, морщась, заковыляла по камням к полосе прибоя. Едва добравшись до воды, опустилась на четвереньки, плюхнулась, поплыла…

Вот оно, счастье.

Вода в первую секунду показалась холодной, а во вторую — парной, как молоко. У берега покачивались на волнах водоросли и обрывки полиэтиленовых пакетов, но Сашка плыла дальше и дальше, и вода перед ней очистилась и сменила цвет, позади остались надувные матрасы и дети на ярких кругах, вокруг открылось море, и вспыхнул ярко-красный конический буек — как знак совершенства между двумя голубыми полотнищами.

Сашка нырнула, открыла глаза и увидела целую стаю серых продолговатых рыб.

* * *

Она возвращалась рысцой — мама, наверное, заждалась и будет ругать ее. Дорога в гору показалась неожиданно крутой и длинной. В магазинчике единственная замученная продавщица торговала и хлебом, и яйцами, и картошкой, потому очередь к ней стояла нешуточная. Сашка заручилась поддержкой плотной загорелой женщины («Вы скажете, что я за вами, хорошо?») и по Улице, Ведущей к Морю, побежала во двор с «павлиновыми» деревьями.

Человек стоял возле квартирного бюро — зеленой будки с вечно закрытыми ставнями. Был он, несмотря на жару, одет в темный джинсовый костюм. Его лицо под козырьком синей кепки казалось нездорово-желтым, восковым. Темные очки не пропускали ни лучика и ничего не отражали. И все-таки Сашка поймала его взгляд.

Ей сделалось неприятно.

Отвернувшись и не глядя больше на странного человека, она вошла в подъезд, пропахший поколениями котов и кошек, поднялась на второй этаж и позвонила в черную дерматиновую дверь с жестяным номером «двадцать пять».

* * *

Каждое утро они просыпались в четыре, когда соседи, молодая пара, возвращались с дискотеки. Соседи долго ходили взад-вперед по коридору, пили чай, скрипели кроватью и наконец затихали, тогда Сашка с мамой засыпали снова и в следующий раз просыпались в половине восьмого.

Сашка заваривала растворимый кофе. Они с мамой выпивали по чашечке (кухня полна была грязной посуды, молодые соседи всегда очень извинялись за беспорядок, но тарелок все равно не мыли) и шли на пляж. По дороге покупали йогурт в стаканчиках, или теплую кукурузу, обильно усыпанную кристалликами соли, или пирожки с повидлом. Брали напрокат один пластиковый шезлонг, расстилали на нем полотенце и бежали купаться, оступаясь и шипя от боли на крупной гальке. Плюхались, ныряли и не выходили из воды полчаса, а то и час.

На второй день Сашка «подгорела», и мама на ночь мазала ее плечи кефиром. На четвертый день поехали на морскую прогулку, но море было неспокойное, и обеих немножко укачало. На пятый день разыгрался почти настоящий шторм, по пляжу лениво бродили полуголые, загорелые спасатели и сообщали в мегафон, что «купаться нельзя, аллигаторов тьма», как переосмыслила их заявления мама. Сашка играла с волной и однажды получила, довольно чувствительно, камнем по ноге. Остался синяк.

Вечерами по всему поселку гремели дискотеки. Группки парней и девчонок, вооруженных сигаретами, стояли у ларьков, у касс, вокруг старых чугунных скамеек и вели светскую жизнь, естественную для молодых млекопитающих. Сашка иногда ловила на себе оценивающие взгляды. Ей неприятны были эти парни с их нахальными накрашенными подругами, и в то же время скребли на душе непрошеные кошки: в шестнадцать лет отдыхать, как маленькая девочка, с мамой, нормальной девушке стыдно. Сашке хотелось бы стоять вот так, облокотившись о скамейку, в центре шумной компании, и смеяться вместе со всеми, или сидеть в кафе и потягивать джин-колу из баночки, или играть в волейбол на площадке, покрытой растрескавшимся, будто шкура слона, серым асфальтом. Но она проходила мимо, делая вид, что спешит по своим, куда более интересным, делам, и проводила вечера, гуляя с мамой по парку и по набережной, рассматривая картины бесконечных пляжных художников, прицениваясь к полированным ракушкам и глиняным подсвечникам, занимаясь, в общем, совсем не скучными и милыми сердцу делами, — но взрывы смеха, доносившиеся от компаний, иногда заставляли ее вздыхать.

Шторм улегся. Муть в воде ушла, море опять стало прозрачным, и Сашка поймала краба — крохотного, как паучок. Поймала и сразу отпустила. Половина срока, отпущенного на отдых, улетела непонятно куда — казалось бы, только приехали, а уже через восемь дней уезжать…

Человек в синей кепке встретился ей на базаре. Сашка шла, прицениваясь к вишне, обогнула торговый ряд и вдруг увидела его в толпе. Человек стоял поодаль, уставив на Сашку темные очки, не пропускавшие ни лучика. И все-таки она была уверена, что он смотрит на нее и только на нее.

Сашка развернулась и направилась к выходу с базара. В конце концов, вишню можно купить на углу — там дороже, но не намного. Помахивая полиэтиленовым кульком, она вышла на Улицу, Ведущую к Морю, и двинулась вверх, к своей пятиэтажке, стараясь подольше оставаться в тени акаций и лип.

Пройдя полквартала, обернулась. Человек в темном джинсовом костюме шел за ней.

Сашка почему-то была уверена, что он остался на базаре. Вероятность того, что человеку и Сашке просто по пути, оставалась, конечно, но казалась совсем несерьезной. Глядя в черные, непрозрачные стекла очков, Сашка испытала вдруг панический ужас.

Вокруг полно было отдыхающих и пляжников. Дети все так же обливались талым мороженым, ларьки все так же торговали жвачкой, пивом и овощами, с неба жгло послеполуденное солнце, а Сашке сделалось холодно до инея в животе. Сама не зная, откуда страх и почему она так боится темного человека, Сашка рванула вверх по улице так, что только босоножки застучали, а прохожие шарахнулись с пути.

Задыхаясь и не смея оглянуться, она вбежала во двор с «павлиновыми» деревьями. Заскочила в подъезд и позвонила. Мама долго не открывала дверь, внизу, в подъезде, хлопнула створка, послышались шаги по лестнице…

Мама наконец отперла. Сашка вскочила в квартиру, едва не сбив ее с ног. Захлопнула дверь и заперла на замок.

 Ты что?!

Сашка прильнула к глазку. Искаженная, как в кривом зеркале, показалась соседка с кульком алычи, миновала второй этаж, двинулась выше на третий…

Сашка перевела дух.

 Что случилось? — с тревогой спросила мама.

 Да так, — Сашке уже было стыдно. — Привязался тут один…

 Кто?!

Сашка взялась объяснять. История с темным человеком, будучи рассказанной внятно, оказалась не то что не страшной — дурацкой совершенно.

 Вишню ты не купила, — подытожила мама.

Сашка виновато пожала плечами. Надо было взять кулек и вернуться на базар, но при мысли о том, чтобы открыть дверь и выйти опять во двор, жалобно подрагивали поджилки.

 Новые новости, — вздохнула мама.

Взяла у Сашки сумку и деньги и молча ушла на базар.

* * *

На другой день утром, по дороге на море, Сашка опять увидела темного человека. Он стоял у киоска турфирмы, будто изучая маршруты и цены, а на самом деле наблюдая за Сашкой из-за непрозрачных темных очков.

 Ма… Смотри…

Мама проследила за Сашкиным взглядом. Подняла брови:

 Не понимаю. Стоит себе мужичок. Ну и что?

 Ты в нем ничего особенного не видишь?

Мама шла, как ни в чем не бывало, с каждым шагом приближаясь к темному человеку. Сашка замедлила шаг.

 Я на ту сторону перейду.

 Ну, перейди… По-моему, тебе солнце голову напекло капитально.

Сашка пересекла полосу мятого асфальта с отпечатками покрышек. Мама прошла мимо темного человека, он даже не глянул на нее. А смотрел на Сашку и только на Сашку. Провожал ее взглядом.

На пляже они взяли шезлонг, поставили на обычном месте, но Сашке впервые не хотелось купаться. Ей хотелось вернуться домой и запереться в квартире… Хотя дверь-то в квартире фанерная, иллюзия, можно сказать, обшитая старым дерматином. Уж лучше здесь, на пляже, где людно и шумно, где покачиваются у берега плавучие матрасы, малыш с надувным кругом на поясе стоит по колено в воде, а круг в виде лебедя с длинной шеей, и ребенок сжимает белое податливое горло…

Мама купила пахлавы у разносчицы в белом фартуке. Сашка долго облизывала сладкие липкие руки, потом пошла к морю — сполоснуть. Вошла в воду, не снимая пластиковых шлепанцев. Красный буек, знак совершенства на полпути к горизонту, едва покачивался на воде, отражал солнце матовым боком. Сашка улыбнулась, сбрасывая тревогу. В самом деле, смешная история. Чего ей бояться? Через неделю она уедет домой, и вообще. Что он ей сделает?

Она вошла поглубже, сняла шлепанцы и забросила на берег, подальше, чтобы не утащило случайной волной. Нырнула, проплыла несколько метров под водой, вынырнула, фыркнула, засмеялась и рванула к буйку — оставляя сзади берег, гомон, торговку пахлавой, страх перед темным человеком…

А днем оказалось, что забыли купить масло, и рыбу не на чем жарить.

* * *

Покачивались розовые цветы на «павлиновых» деревьях. Дальше, в кустах, тоже что-то цвело и пахло, привлекая пчел. На скамейке дремала старушка. Мальчишка лет четырех возил мелками по бетонной бровке тротуара. По Улице, Ведущей к Морю, текла обычная пестрая толпа.

Сашка вышла на улицу и опять огляделась. И рысью, чтобы побыстрее управиться, рванула в магазин.

 Женщина, вы последняя? Я за вами буду…

Очередь двигалась не быстро, но и не медленно. До прилавка оставалось три человека, когда Сашка почувствовала взгляд.

Темный человек возник в дверях магазина. Шагнул внутрь. Минуя очередь, подошел к прилавку. Остановился, будто разглядывая ассортимент. Глаза, скрытые очками, сверлили Сашку. Просверливали насквозь.

Она не двинулась с места. Сперва потому, что ноги прилипли к полу. Потом — подумав и осознав, что здесь, в магазине, ей ничего не грозит. Ей вообще ничего не грозит… А все бросать, выбираться из очереди, бежать домой — глупо. В подъезде он ее и настигнет.

Вот разве что покричать маме со двора… Пусть выглянет в окно…

И что?!

 Девушка, вы берете?

Она попросила масло. Расплачиваясь, рассыпала мелочь. Старичок, стоявший за ней, помог собрать монеты. Может быть, попросить у кого-то помощи?

Темный человек стоял у прилавка и смотрел на Сашку. От его взгляда у нее мысли путались в голове. Позор, но все сильнее хотелось в туалет.

Закричать «Помогите»?

Никто ничего не поймет. Никто не знает, почему Сашка испытывает такой ужас перед этим обыкновенным, в общем-то, человеком. Ну, бледное лицо… Ну, темные очки… Что же с ней происходит, когда он вот так смотрит на нее из-под непрозрачных стекол?!

Зажав в кулаке сумку с пакетом сливочного масла и бутылкой подсолнечного, Сашка пошла к выходу из магазина. Человек двинулся за ней, будто не собираясь ничего скрывать. Не притворяясь. Деловито и целенаправленно.

Переступив порог, она сорвалась с места, как спринтер. Взлетели из-под ног серые голуби. Перебежав через дорогу, Сашка кинулась, только ветер в ушах, к дому, к маме, в знакомый двор…

Двор оказался незнакомым. Сашка оглянулась — «павлиновые» деревья цвели, как всегда, и бордюр был размалеван мелками, но вход в подъезд был совсем другой, скамейка стояла не так. Может быть, это другой двор?!

Темный человек не бежал — он просто быстро шел, с каждым шагом приближаясь, кажется, на полтора метра. Сашка, обезумев от страха, кинулась в подъезд… этого ни в коем случае нельзя было делать, Сашка знала — но побежала все равно. Внизу хлопнула створка. Сашка бросилась по ступенькам наверх, но этажей было всего пять. Лестница заканчивалась тупиком запертых дверей. Сашка кинулась звонить в чью-то квартиру, звонок отдавался — ди-дон — внутри, но никто не открывал. Пусто.

Человек уже стоял рядом. Перегораживая лестницу. Перегораживая путь к отступлению.

 Это сон! — крикнула она первое, что пришло на ум. — Я хочу, чтобы это был сон!

И проснулась на раскладушке, вся в следах, с отдавленным о подушку ухом.

* * *

 Приснится же такое…

Они вышли из дома, как обычно, около восьми. На углу купили йогурт. Сашка, будто ненароком, выманила маму на другую сторону улицы — противоположную той, где туристическое агентство.

И оказалась права. Темный человек стоял возле большого рекламного плаката с фотографией Ласточкиного Гнезда. Из-под непроницаемых очков следил за Сашкой.

 Я так больше не могу… Это какой-то психоз…

 Да что такое?

 Вон он опять стоит, смотрит…

Сашка не успела удержать маму. Та решительно свернула и пересекла улицу, и подошла прямо к темному человеку, и о чем-то с ним заговорила; человек отвечал, не сводя глаз с Сашки. Хотя лицо его было повернуто к маме, и губы шевелились естественно и даже приветливо… если бывают приветливые губы…

Мама вернулась, одновременно довольная и злая.

 Успокойся, это такой же отдыхающий, как ты. Не понимаю, чего тебе от него надо… Он из Нижневартовска. У него аллергия на солнце.

Сашка промолчала.

В обед, возвращаясь с моря, они зашли на базар, и Сашка сама внимательно проследила, чтобы не пропустить ни одной покупки. Явившись в пустую квартиру, по очереди приняли «душ» из ковшика с тазиком (воды, как обычно днем, не было) и взялись стряпать…

Вот тут и оказалось, что кончилась соль.

* * *

Темный человек сидел на скамейке у выхода со двора. Сашка увидела его, едва выглянув из подъезда.

Вернулась обратно.

Рыжий кот с рваным ухом доедал сметану из кем-то оставленной плошки. Чавкал. Облизывался. Дико смотрел на Сашку желтым глазом и снова вылизывал посудину.

Сашка стояла, не зная, что делать. Возвращаться? Идти, как ни в чем не бывало? Психоз…

В подъезде потемнело. Человек в синей кепке стоял у входа, закрывая свет.

 Александра…

Она дернулась, будто ее шандарахнуло током.

 Надо поговорить. Можно, конечно, так бегать до бесконечности, но в этом нет ни радости, ни смысла.

 Вы кто? Откуда меня знаете?

Она тут же вспомнила, что мама много раз называла ее по имени — на улице, на пляже. Ничего удивительного, что он знает ее имя. Захотел — и узнал.

 Давайте сядем на лавочке и поговорим.

 Я не собираюсь ни о чем с вами… Если вы не перестанете ходить за мной, я позову… я обращусь в милицию!

 Саша, я не убийца и не грабитель. У меня к вам серьезный разговор. Определяющий всю вашу жизнь. Лучше будет, если вы меня послушаете.

 Я не собираюсь. Уходите!

Она повернулась и кинулась вверх по лестнице. К черной дерматиновой двери с номером «двадцать пять».

На втором этаже все двери были рыжие. С тусклыми стеклянными табличками, и на них совсем другие номера. Сашка обомлела.

За спиной негромко звучали шаги. Темный человек поднимался по лестнице.

 Я хочу, чтобы это был сон! — крикнула Сашка.

И проснулась.

* * *

 Мама, какое сегодня число?

 Двадцать четвертое. А что?

 Но ведь вчера же было двадцать четвертое!

 Вчера — двадцать третье. Так всегда на отдыхе — числа путаются, дни недели забываются…

Они спустились во двор, в безветренное и белое, будто молоко, душистое утро. «Павлиновые» деревья стояли неподвижно, как две розовые горы с цветущими на них абрикосами. Веселая толпа пляжников текла вниз по Улице, Ведущей к Морю. Сашка шла, почти уверенная, что это снова сон.

У туристического киоска стояли, изучая маршруты и цены, молодые супруги. Их мальчишка — жвачка в зубах, колени в зеленке — примерял очки для подводного плаванья. Темного человека не было нигде, но ощущение сна не проходило.

Они купили кукурузы. Сашка держала ее, теплую, пока мама вытаскивала из сарайчика и устанавливала на камнях прокатный шезлонг. Мягкий желтый початок пропитался солью, кукурузные зернышки, не успевшие огрубеть, таяли во рту. Огрызки сложили в полиэтиленовый кулек, и Сашка вынесла его к урне у входа на пляж.

Темный человек стоял далеко, в толпе. Смотрел на Сашку из-под непроницаемых очков.

 Я хочу, чтобы это был сон, — сказала Сашка вслух.

И проснулась на раскладушке.

* * *

 Мама, давай сегодня уедем.

Мама от удивления чуть не выронила тарелку:

 Как? Куда?!

 Домой.

 Ты же так рвалась… Тебе что, здесь не нравится?

 Я хочу домой.

Мама пощупала Сашкин лоб.

 Ты серьезно? Почему?

Сашка неопределенно пожала плечами.

 У нас билеты на второе число, — сказала мама. — Брала за месяц. И то достались боковые. И за квартиру у нас заплачено по второе. Саш, я не понимаю, ты же радовалась…

У нее было такое растерянное, такое огорченное и беспомощное лицо, что Сашке стало стыдно.

 Да ничего, — пробормотала себе под нос. — Это я так.

Они спустились во двор. «Павлиновые» деревья разливали запах над песочницей и скамейками, над чьими-то старыми «Жигулями». Вдоль по Улице, Ведущей к Морю, топали, как на демонстрацию, отдыхающие с надувными матрацами наперевес. И продолжалось спокойное, жаркое, размеренно-курортное утро двадцать четвертого июля.

У туристического киоска не было никого. Рядом, в кафе под чахлыми пальмами, компания ребят пила пиво и громко спорила, куда поехать. Все они были загорелые и длинноногие, и парни, и девушки. Все в шортах. Все с полупустыми рюкзачками на прямых спинах. Сашке захотелось уехать с ними. Нацепить рюкзачок, зашнуровать кроссовки и рвануть по пыльным дорогам Крыма — где автостопом, где пешком…

Они с мамой прошли мимо. Купили пирожков. Установили шезлонг, уселись на него боком с двух сторон. Море чуть-чуть волновалось, красный буек подпрыгивал, в отдалении трещали моторами водные скутеры. Сашка жевала пирожок, не чувствуя вкуса. Может быть, все обойдется, темный человек больше не придет никогда, а завтра наступит, наконец, двадцать пятое?

После обеда мама прилегла вздремнуть. В комнате было душно, солнце, склоняясь на запад, пробивало навылет закрытые шторы, когда-то зеленые, а теперь выгоревшие до грязно-салатного оттенка. Явились соседи, весело переговаривались на кухне, лили воду из бака и звенели посудой. Сашка сидела с книгой на коленях, смотрела на серые строчки и ничего не понимала.

Оглушительно тикал железный будильник на тумбочке. Отсчитывал секунды.

* * *

 Так все-таки поговорим, Саша?

Был вечер. Мама стояла, опершись о балюстраду, и живо беседовала с мужчиной лет сорока, светловолосым и белокожим, видно, только что прибывшим на курорт. Мама улыбалась, и на щеках у нее появлялись ямочки. Особенная улыбка. Сашке мама улыбалась по-другому…

Сашка ждала на скамейке под сенью акации. Между ней и художником, пристроившимся на другом конце скамейки, секунду назад уселся темный человек. Даже южные сумерки не заставили его расстаться с непроницаемыми очками. Сашка чувствовала взгляд из-за черных стекол. Из полной темноты.

Можно было, наверное, позвать маму. Или просто закричать: «Помогите!» Или сказать себе — «это сон». И это будет сон. Бесконечный.

 Чего вы… чего вам от меня надо?!

 Я хочу дать вам поручение. Не сложное. Я никогда не требую невозможного.

 Какое вы… при чем тут…

 А поручение такое: каждый день, в четыре утра, вы должны быть на пляже. Голышом войти в воду, проплыть сто метров и коснуться буйка. В четыре утра на пляже никого нет, темно и некого стесняться.

Сашка сидела, будто прибитая мешком. Он сумасшедший? Или сумасшедшие они оба?

 А если я не буду? С какой это стати…

Черные очки висели перед ее лицом, как две дыры, ведущие в никуда.

 Вы будете, Саша. Вы будете. Потому что мир вокруг вас очень хрупкий. Каждый день люди падают, ломают кости, гибнут под колесами машин, тонут… Заболевают гепатитом и туберкулезом. Мне очень не хочется вам об этом говорить. Но в ваших интересах — просто сделать все, о чем я вас прошу. Это несложно.

Мама у балюстрады смеялась. Обернулась, помахала рукой, что-то сказала собеседнику — видно, разговор у них зашел о ней, о Сашке.

 Вы маньяк? — спросила Сашка с надеждой.

Черные очки качнулись.

 Нет. Давайте сразу отбросим костыли: вы здоровы, я не маньяк. У вас есть выбор:...

Zgłoś jeśli naruszono regulamin